/драма со вставками жесткого стеба, задумывалось без оных, но автор не удержалась. Написано в три часа ночи. /
Она бежала, бежала, словно движение, эта бессмысленная спешка могла прогнать боль. Где-то в груди образовалась бесконечная черная дыра, /а также туманности, спутники, кометы, красные гиганты, белые карлики. Или они не белые? Ну не суть…/куда кануло все без остатка. Нет, не совсем все. Боль. Она осталась. Незваная, нежеланная гостья. Она была настолько сильной, что даже не давала плакать. Хотя слезы могли бы принести облегчение. Или нет?/определилась бы уже, право слово/ Она этого не могла знать. Облегчение казалось лишь странным набором букв, а вот боль… О, она была вполне осязаема. Еж с огненными иглами, /хм…а не утконос, нет? Или муравьед?/ворочающийся где-то недалеко от той черной дыры, которая поглотила все остальные чувства.
Коридоры, бесконечные ряды каменной кладки. Когда же они уже кончатся!? И этот запах. Запах прохладной затхлости, бывший таким привычным, пока к нему не примешался металлический привкус крови. /кстати, у крови действительно металлический привкус. Попробуйте. А все из-за высокого содержания железа/ Ее крови. Вверх, вверх, наружу, на поверхность. Может она успеет.  Ступени, местами щербатые от древности. Ее невысокие каблуки уже стучат по гулким переходам замка. Она вихрем вылетела из Тибидохса и уже бежала к драконбольному полю. Невысокая трава будто расступалась перед ней. Она уже задыхалась, каждый вдох казался последним, вызывая резкую боль в легких, сердце колотилось на последнем издыхании./печень не кололо, нет?/ Под ногами уже мягкий белый песок, крики обезумевшей толпы она смогла услышать только сейчас, хотя, наверное, их было слышно и на крыше Большой Башни. Она пробила купол, вызвав шар черного огня, который по размеру мог сравниться с шаром для боулинга. /Килограмм эдак на пятнадцать. Синенького цвета такого, знаете? Тяжелый, зараза, как классовая ненависть/ Она уже видела его. Побледневшая кожа, темные, взъерошенные волосы, чуть припорошенные песком, тонкая струйка крови, стекающая по лицу из рассеченной брови, рядом разбитая в щепки ступа. Сгрудившаяся около него команда и санитары дружно расступились  - их словно оттолкнула ее сила. Только одна рыжеволосая девушка не дрогнула и осталась сидеть на песке, держа его за руку. /не надо меня обвинять в субъективности! Я отдала должное ее смелости и благим намерениям, которыми вымощена дорога сами-знаете-куда/ Как она ее ненавидела! При виде этой драконболистки у нее в душе поднималось все то, что она так старалась победить и подавить. Но при одном взгляде на эту рыжую, оно поднималось и расцветало пышным цветом, и она ничего не могла с этим поделать. /ну хоть ты тресни! Как я понимаю мою героиню!/
- Уйди! – прошипела она. – Сгинь с глаз моих долой!
- Жанна! Я хочу помочь! – всхлипнула «Грозная Русская Гротти», размазывая по щекам грязные потоки слез. Она сморщилась от острого запаха упырьей желчи и этого отталкивающего зрелища. Парадокс, мертвяки и то не вызывали у нее такого отвращения, как эта девица.
- Ты помогла уже по полной программе! Сделала все, что могла! Лучше просто не придумать. Отвали в конце концов! – рявкнула она, касаясь его лица самыми кончиками пальцев. Между ними и бледной кожей с выступившей испариной возникали словно маленькие электрические разряды.  С иссушенных губ сорвался едва слышный полу-стон – полу-вздох.
- Глеб! Посмотри на меня! Ты меня слышишь? – Гроттер снова схватила некромага за кисть. /автор изо всех сил пытается сохранить безразличное выражение лица и не убить героиню ап стену/
- Твою мать, Гроттерша! /фи! Как грубо! Может лучше так «Дорогая, твоя экспрессивность меня утомляет. Пойди займись делом! Цветочки полей. Почувствуй себя нужной обществу!» Хотя, нет. С матерью лучше. Коротко и доступно. Как раз то, что нужно!/– вскипела она, которая была всегда невозмутимо спокойна. Она чувствовала, что он уходит. Уходит глупо и не за что. За кого. За ту, которая настолько безвольна, нерешительна, неуверенна, бездарна, что не могла сказать всего одно слово, а потом следовать ему. Казалось бы, какая ерунда. Не так уж и сложно.  Но для Тани Гроттер это оказалось не выполнимой задачей, и это стоило слишком дорого.
Она осторожно стерла кровь с его лица тыльной стороной ладони. У нее у самой была такая же рана. Они ведь связаны. Один дар, одно детство, одна судьба, одна жизнь на двоих. На троих.  Он сейчас закрывался из последних сил от них. Чтобы не утянуть за собой туда, куда уходят все, а некромаги в частности.
- Жанна, - шевельнулись сухие губы.
- Я здесь, – она старалась, чтобы голос звучал как можно более ровно, без слез, без горечи, без боли. Пустой голос некромага.
- Прими у меня дар, чтобы…чтобы я мог уйти, – темные глаза смотрели прямо на нее. В них угасала та маленькая искорка, что мы называем жизнью. /автор рыдает, поливая слезами в три ручья клаву/
- Хорошо, – она часто моргала, пытаясь прогнать слезы. – Ты готов?
- Да.
Она наклонилась к нему и чуть прикоснулась губами к его губам. Это не было поцелуем. Она поймала его выдох - один из последних выдохов - несущий в себе силу. Он буквально вдохнул свою силу в нее. У нее закружилась голова. Мир закрутился перед глазами, словно она стояла на большой карусели с веселой музыкой, расписными лошадками и мигающими огнями.
Пока она пыталась привести картину мира к некой статике /статика, динамика, механика – кошмар школьной юности автора. Физика прошло мимо, послав воздушный поцелуйчик,  химия  к ней присоединилась. / он чуть повернул голову, что потребовало едва ли не титанических усилий.
- Таня, я ухожу. Прощай,/автор рыдает уже в (раз, два, три, четыре) четыре! ручья/ - рыжая упала на колени и прижала ладони к лицу, пряча слезы. /короче говоря, заревела, как белуга/ Он устало закрыл глаза. Навсегда.
Его тело начало истлевать с неестественной быстротой. То, для чего требуются сотни лет, произошло за несколько секунд. Поднявшийся резкий порыв ветра развеял невесомый прах над бьющимися о скалы волнами океана.
Она стряхнула оцепенение и поднялась с колен. Медленно очистила брюки от песка. Также не спеша развернулась и пошла в сторону побережья. Тут она почувствовала, что что-то вцепилось в ее лодыжку и держит. Она опустила холодные серые глаза без намека на слезы. Гроттер  цеплялась за нее, увязая коленями в песке.
- Пожалуйста…пожалуйста.., – бормотала драконболистка. На щеках чуть поблескивали слезы.
- Что ты там лопочешь, я не слышу.  –  она изогнула бровь.
- Убей меня. – едва слышно вымолвили искусанные губы.
- Не слышу, говори громче. /прием, прием! Тополь-тополь, я ромашка! Прием!/ - раздраженно воскликнула она. /ага, некромаги вообще плохо слышат./
- Убей меня! – крикнула Гроттер, срываясь в истерические рыдания.
- Нет, – холодно ответила она, наклоняясь оцепить скрюченные пальцы от своих брюк. – Нет, - повторила она, - ты будешь жить. Жить с осознанием того, что ты его убила. Посмотрим, как оно у тебя получится, - и она ушла, не оборачиваясь. Не видя ни скорчившуюся на песке Гроттершу, ни дружно побледневшую команду, не перешептывающихся санитаров, ни качающую головой Ягге, ни Сарданапала с Медузией, укоризненно молчавших, ни Поклепа, трогательно успокающего Милюлю, ни притихшие трибуны. Ничего. Только линию горизонта впереди. И боль. Боль от утраты единственного любимого ею человека.